* * *
Уже темнеет.
Холодно.
Ветер.
А я только что нашел, кого искал, на свою голову.
"Бен..."
У Скауйокера поперек лица - след от когтистой лапы, кровь заливает ему щеку и правый глаз.
Он весь в снегу, и лежит - в снегу, и снег кружится над ним озверевшими кристаллами льда, а тело Люка неожиданно тяжелое.
Что тяжелое, Хэн, это хорошо. Легкими бывают только мертвецы.
"... Дагоба..."
Не Дагоба, малыш, ситхов Хот. Здесь слово "ночь" и слово "смерть" звучат одинаково. Доигрался в повстанца, да, мальчишка?
"...Йода..."
Какого, нахер, йода? Только бакта-ванна. Теплая.
Какой же ты тяжелый, малыш, даже не ожидал такого.
"...Бен..."
А прибить бы твоего старика. За игры непонятные, за усмешечки хитрые, за подарочек в виде принцессы, которая сама не знает, чего хочет.
Да прибили уже один раз, Соло..
Это кто у меня в мозгах, такой знающий?
"...Дагоба..."
Наш Третий упал на снег.
Я что, один здесь самый выносливый?
Шкура теплая, и таунтаун не замерзнет еще долго, он спать может, закопавшись в снегу, но замертво устал в этом буране. Целая туша тепла! Биогенератор!
С изумлением смотрю на себя самого со стороны.
Вот я беру меч Люка, которым он так гордится. Вспарываю живот зверю, пока жив и горяч, запихиваю Люка вовнутрь, отбрасывая белые кишки, которые воняют, как ранкорье дерьмо, и выглядят, как дохлые гарт'енн.
Как сгоревшая проводка, Соло
Ветер вымораживает пальцы, выживает ли связь ночью, плевать, главное, чтобы эту ночь пережил я.
Я переживу.
Теперь у меня есть четыре часа форы.
Я знаю.
Втискиваюсь вслед за Люковым телом в душное вонючее мессиво, обнимаю этот повстанческий бесформенный комок одежды, а за моей спиной свистит снег.
А не пошел бы ты!
Я в безопасности. Понял? Отвали!
"...Йода..." - это было сказано мне в лицо, нечетко, но вполне понятно.
Он всю ночь собирается тут изображать заевшую голограмму?
- Люк, заткнись, я все понял.
Щека к щеке, а наш домик дергается в агонии.
Хороший домик, славный домик.
Дрыгает задними лапами, как будто хочет добежать до базы. До нашей уютной, выстуженной напрочь базы, где в ангаре стоит мой почти что уже на ходу "Сокол". Родной до последней заклепочки.
И я физически ощущаю, как лязгает тяжелая перегородка, отделяющая их - живых, от нас - мертвых.
С наступлением темного периода суток база должна быть полностью загерметизирована.
Мы пока мертвы, но у нас есть четыре часа форы.
Стоп, Хэн... Они в своем домике, ты в своем, только ноги мерзнут.
" ... Дагоба..."
Раздраженно пинаю мальчишку, он дергается, потом обнимаю крепко-крепко. Так теплее. Тепло еще снаружи, тепло у нас внутри. Мы лежим у зверя между ребрами, где-то в районе сердца.
Тепло на базе, у Чуи теплая шкура, такая теплая, если в нее зарыться руками. ... Бен...
Один раз у нас полетел обогрев, и мы двое суток лежали так, в обнимку, Чуи грел меня, а я травил анекдоты.
Потому что я - Хэн Соло, и я любого могу заговорить до смерти
Но звезды и дыры, Чуи, я очень устал.
Пять часов в патруле и два часа поисков...
Я вымотался, как наш таунтаун, Чуи.
До смерти?...
Люк!
Он вовремя меня разбудил своими причитаниями, очень даже, звериная тушка почти остыла. Белесые кишки скукожились и противно облепили нас, приклеив друг к другу. Я положил сейбер Люку за спину, рядом с ладонью своей правой руки, и стал торопить планету.
Она тоже замерзает, причем гораздо дольше, чем я, так неужели же ей хоть разок не поторопиться?
И мне плевать на все выкладки, банта пудуу даниххаш ронто, ебать тебя в черные дыры, пять ранкоров, двадцать ситхов, тридцать Вейдеров, исчадье Галактики, шевели боками!
И, знаешь, Чуи, мне очень хочется спать.
С той стороны, где шрамы, Люк выглядит страшновато.
С той стороны, где их нет, малыш выглядит, как труп, и губы синие.
С какой поры ты спишь с мертвецами, а, Хэн?
Я не сплю... не буду спать никогда. Я губами проверяю дыхание Люка, я тормошу его долгим поцелуем, я трусь о него щекой...
Звезды, меня сейчас вытошнит от запаха... мы оба смердим, как таунтауны, и живем внутри, как паразиты.
- Живем, Люк! - выдыхаю вслух, и слышу в ответ невнятное:
Дагоба...
Я не сплю.
Я вот сейчас возьму в лазарете йоду - побольше, найду старого Бена, вылью ему это все... в штаны, и посмотрю на ту дагобу, которая с ним приключится.
Или найду того Дагобу, обмажу его йодом и приведу к Бену - что лучше?
И кто, вообще, такой - этот Дагоба?
Я вспоминаю карты.
Перед глазами координаты:
Рядом - в пяти световых годах - Берима. Планета слабосоленого моря и теплого песка. Пляж совсем недалеко - можно упасть на песок и спать... и будет тепло... Оно такое мягкое, это тепло, и ласковое, как первый глоток виски вечером, как сладкий поцелуй танцовщицы, и пальцы тянутся обнять гибкие лекку, посмотри, милая, мои пальцы совсем закоченели в этом ситховом ангаре на холодном Хоте...
Ты как, Соло?
В порядке, отвали.
Нас прижимает друг другу все плотнее, это холод, малыш, но ты не волнуйся. Над нами намело много снега, и у нас есть все шансы дожить до утра. Все наши чертовы 50 % наших гребаных шансов. Половина тебе, половина - мне. А вместе это будет уже сто на двоих.
Но когда ты очнешься, малыш, я тебя сначала расцелую - от радости. Потом надаю пощечин, а может, и просто выебу - от злости.
Потом улечу, чтобы не помнить ни тебя, ни этот кошмар в темноте, потому что нас сдавливает все сильнее.
Это шкура, она влажная и смерзается.
Наконец-то ты нашел себе занятие, Хэн!
Кому сказал - отвали, сволочь.
Не могу, дружок. Я, как-никак, твой здравый смысл
Ну ебаать-колотить... Ни одну психограмму ты, Соло, теперь не пройдешь.
Аттракцион, равного которому нет на свете. Догадайтесь, чем эти двое занимаются так истово, что пот капает на открытые раны другого, и тот, другой, мотает головой, не приходя в сознание?
Они, мать их за ногу, пытаются не примерзнуть друг к другу насмерть. Они катаются в обнимку внутри снежного сугроба, извиваясь, как дианога на помойке, расширяясь и отлепляясь от дерьма, которым пропитан каждый... таунтаун. Они дрожат крупной дрожью внутри своей шкуры, одной на двоих, и другой не будет, и они - при этом - стараются не переломать ничего друг другу.
И если это - не любовь, то оставьте меня здесь, потому что мне уже жарко, и я почти устал, а тело в моих руках стало легким, как пух, как перышко...
Это лучше любви.
Но я устал...
Хэн!
Очень устал.
Капитан Соло!
Отвали ...
Бен, Йода, Дагоба.
И ты, Дагоба, иди нахер тоже...
Сквозь розово-красную пелену век, сквозь смерзшиеся ресницы - побудка позывных:
"Коммандер Скауйокер! Капитан Соло! Вы меня слышите?"
О! Рация - значит, снаружи солнце
Солнце - это утро. Все болит.
Люк?
Люк, вроде как, хрипит - значит, дышит.
И я обнимаю его. Всю ночь обнимал. Я просто примерз к нему, а он - ко мне.
А меч Люка - у меня в руке.
Один на двоих.
Горячий луч с легким шипением разрезает наш кокон, жаль, мы не бабочки.
Мы - одна личинка на два тела.
Мы проплавляем себе ход сквозь сугроб и, отфыркиваясь, приволакивая недвигающиеся от мороза ноги, выползаем на царственно сверкающий снег.
Мы - это относительно живой Соло, который подтаскивает условно живого Скауйокера поближе к чудом выжившему в ночи передатчику.
"Коммандер Скауйокер! Капитан Соло! Вы меня слышите?"
И незачем так орать.
- Это Хэн Соло, слышу вас нормально. Вы захватили нам что-нибудь на завтрак?
Merry Ginn, 19/09/2008